9 лет со дня трагедии в Беслане 

Все материалы независимого расследования теракта в Беслане собраны и сохранены здесь: [внешняя ссылка]

Елена Милашина
Редактор отдела спецрепортажей

Беслану — 9 лет. Страсбург задает вопросы, на которые ответы есть. А ответить — невозможно



Звоню по старым телефонам. Да, говорят, на годовщину планируются все те же мероприятия. Траурная линейка у первой школы, молебен, третьего сентября на кладбище под адажио Альбинони зачитают список из 333 имен и фамилий. 186 детей в этом списке.

Нет, говорят мои бесланцы, не ждем ни гостей, ни журналистов. Церемония будет скромная. Если бы республиканские власти не сгоняли, то не приехали бы и обязательные делегации местных чиновников и студентов. Память со временем становится все менее требовательной.

Мемориал? Какие копья ломали чиновники, священники и общественность по поводу облика бесланского мемориального комплекса! Строить храм на месте спортзала, по которому стреляли из огнеметов и в котором сгорели заложники? А может, на месте столовой, в которой их расстреливали перекрестным огнем? А что делать с мусульманами, которых среди заложников была половина? В конце концов, построили часовенку сбоку от школы и выборочно залатали в стенах школы все пробоины от гранатометов и танков — следы преступления тех, кто дал приказ на штурм. А потом кончились деньги. Школа так и стоит. Сама себе мемориал. Самый страшный российский памятник обесцененной человеческой жизни.

Уголовное дело? После того как бесланцы прошли 127 судебных инстанций (последний суд состоялся в июне прошлого года, обжаловали бездействие следователей), людям перестали приходить даже «похоронки». Так в Беслане называют постановления о продлении следствия. Потерпевшие обязаны получать их каждые три месяца. Но, видимо, у Следственного комитета кончилась бумага. А может, фантазия. Потому что невозможно девять лет обосновывать безумные вечные сроки следствия. И закрыть его — невозможно. Тогда ведь потерпевшие получат доступ к «тайне следствия». Этой тайной Следственный комитет прикрывается всякий раз, когда речь заходит об интервью по делу Беслана. А на самом деле все просто: сказать-то нечего.

Одна надежда еще осталась у Беслана. Она — традиционно в Страсбурге. Европейский суд заканчивает предварительную коммуникацию перед тем, как признать приемлемой бесланскую жалобу (вес документов в посылке — 43 кг). Правительству РФ предложено ответить на вопросы, которые поражают своей жесткостью.

Вот лишь три вопроса из страсбургского списка:

1) Как оперативный штаб по проведению контртеррористической операции принимал решение о применении во время штурма школы огнеметов?

2) Привело ли использование смертельной силы (оружия) со стороны государства к гибели заложников?

3) Выявило ли официальное следствие хотя бы частичную вину государства в гибели заложников?

Обстоятельства смерти подавляющего большинства бесланских заложников таковы, что правительство не сможет честно ответить ни на один из этих вопросов.

Именно поэтому у бесланской жалобы в Европейском суде очень четкая перспектива.

[внешняя ссылка]

Всего девять лет, а кажется что больше прошло, спасибо тем кто напоминает, государственные СМИ, даже в годовщину молчат, хотят что бы побыстрее забылось.

ST520 писал : Всего девять лет, а кажется что больше прошло, спасибо тем кто напоминает, государственные СМИ, даже в годовщину молчат, хотят что бы побыстрее забылось.

Про Курск тоже молчали...

Вспомнилось. Тогда в общежитии еще жили. К соседке зашла спросить, как у ее старшей дочки линейка прошла - а она как раз телевизор смотрела, только что про Беслан узнала. Потом 3 дня с ней все новости смотрели. Надеялись, что сумеют всех заложников спасти.
Когда старший в школу пошел, первые пару лет так... не совсем спокойно на душе было на линейках. Один раз холодно было, в спортзале проводили. Слышала, как некоторые родители потихоньку переговаривались, про Беслан вспоминали.
Сейчас уже потихоньку забываться начало, да...
Спасибо за тему-напоминание.

Антон Орехъ
обозреватель

ЗАБЫЛИ И УСПОКОИЛИСЬ

55% опрошенных ВЦИОМ сказали, что в той или иной степени уверены в способности властей защитить их от террористической угрозы. После Беслана прошло 9 лет. После бойни в Домодедово – два с половиной года. За последнее время, тьфу-тьфу, столь кровавых событий не происходило. Если ничего не происходит, вера в то, что это навсегда – крепнет. Но не дай бог что-то случится снова, и тогда мы увидим, что те же самые люди, которые верили в способности властей их защитить, мгновенно перестанут верить кому бы то ни было.

Наша голова устроена так, что не хочет помнить плохого, и убирает горькие страницы жизни в дальние чуланы памяти. Беслан – это был ад кромешный, и потому дата запомнилась почти всем. Норд-Ост тоже помнят, потому что обстоятельства были уж очень драматичны и во всех смыслах театрализованы. Еще вспоминают про взрывы домов, но уже далеко не каждый вспомнит, какие дома взрывали и в каких городах. Остальное слилось в общей массе. Как взрывали метро, как взрывали вокзалы и рынки, самолеты, троллейбусы - а про взрывы на блокпостах, у отделов милиции и полиции уже толком и вспомнить нечего, потому что все это не поддается не учету, не запоминанию.

Мы всякий раз приходили в ужас после очередной трагедии, но с каждым разом все быстрее и быстрее из ужаса выходили. После того, как жертвами террористических атак становились сотни, мы переставали со всей остротой воспринимать случаи, когда пострадавших были единицы. А в какой-то момент террор стал повседневностью. Между прочим, на Кавказе он и остается повседневностью. Однако мы привыкли к тому, что это все где-то далеко и нас мало касается. Вот если что-то произойдет в Москве – вот это будет новость. А очередной фугас, на котором подорвалась патрульная машина в Махачкале или очередной местный деятель, которого расстреляли в упор – это для нас вроде как и не событие.

История современной России – это сотни терактов, о которых мы давно не помним. Но в каждой такой кровавой истории погибли люди. У которых остались родные, сироты-дети, друзья. Их горе навсегда останется с ними. До их горя массам респондентов сейчас уже нет дела. Кому-то хотя бы заплатили какие-то компенсации, а кому-то, особенно в первые годы, не заплатили, по сути, ничего. И все эти годы они должны были сами как-то справляться с бедой и жить жизнью, которая уже никогда не будет прежней и счастливой. Спросите у этих людей: верят ли они в способность властей защитить их от террористической угрозы? Я думаю, что многие из них ответят: защищать нас от угрозы надо было раньше, пока были живы наши близкие.

[внешняя ссылка]

УРОК БЕСЛАНА

АНТОН ОРЕХЪ



3 сентября было девять лет Бесланской трагедии. Пройдет еще всего два года – и те ребята, которые пошли в ту школу в тот роковой день в первый класс, должны были бы ее заканчивать. И эта некруглая дата будет символичнее любых юбилеев...
Беслан – страшная, возможно, самая страшная страница нашей современной истории. Но даже она как-то стала уходить на периферию сознания, стираться, превращаться в часть исторического календаря. Вот и телевидение обошло ее вниманием. И вдруг совершенно неожиданно я выяснил, что у моей дочери, которая сейчас пошла в третий класс, 3 сентября был урок, посвященный трагедии в Беслане!
Не уверен, что в прежние годы такие уроки были. Но в любом случае… и вот тут даже не знаю, как это сформулировать… не могу сказать, что было «приятно», но мне показалось очень правильным, что такой урок решили провести.
Однако тут же возникает вопрос: как проводить такие уроки? Как рассказать детям о трагедии, от которой у взрослого-то человека волосы дыбом становятся. Моя супруга, когда отвечала на вопросы дочери, в итоге расплакалась. Как это объяснить ребенку, в каких словах, с какими подробностями? Что он вообще сможет понять из этого, в свои девять лет, когда родители стараются по возможности оградить его от «чернухи» и тяжелых переживаний?
Наши учителя рассказали, что тоже очень боялись и долго думали, как подступиться к этой теме. Они хотели не просто говорить, но и показывать фотографии. И советовались с психологом, что можно в этом случае показывать детям, чтобы не вызвать полного шока. Посоветовались, выбрали – и все равно одной девочке стало плохо во время рассказа.
Это был очень тяжелый урок. Из которого дети, несмотря на все старания педагогов, поняли немногое. Они спрашивали, где все это случилось? Где этот Беслан? Это у нас в России? Кто-то решил, что на школу сбросили атомную бомбу! Спрашивали о каких-то совершенно бытовых вещах, вроде того, учатся ли в этой школе сейчас? В детских головах все это просто не укладывалось. И, конечно, невозможно в этом случае было объяснить им, почему произошла такая трагедия, какая война и во имя чего шла (да и продолжает идти) на Кавказе. Если даже взрослые не решаются сказать, кто виноват в том, что десятки детей погибли в Бесланской школе, то как понять это детям?
Да, наверное, им в любом случае еще рано такое понимать. Но я все равно считаю правильным, что урок про Беслан прошел в нашей школе. Что моя дочь, пусть и поняв далеко-далеко не всё, узнала, что однажды в далеком городе, который находится у нас в России, дети пошли в школу 1 сентября и больше не вернулись домой. И не закончат эту школу никогда – ни через два года, ни через сколько бы ни прошло лет потом.
Моя дочь родилась в том же 2004 году, как и почти все ее одноклассники. Пусть она и ее друзья знают и помнят о тех ребятах. А когда подрастут, им уже будет легче разобраться с тем, почему стало возможным то, что случилось в Беслане в том страшном сентябре.

[внешняя ссылка]