Этническая музыка 

bonga lavilliers angola mona mona

[внешняя ссылка]

просто красивая музыка

THE LAST MOHICANS Indiogenes JOHNNY DEPP The Brave

[внешняя ссылка]

Cécile Corbel - Yarim Gitti - live - celtic harp
[внешняя ссылка]

[внешняя ссылка]

Ансамбль средневековой музыки из Екатеринбурга. Выступали в Омске 20 ноября.
Студенты консерватории.
Я был немного удивлен тем, что партер Концертного зала на их выступлении оказался почти полон. Что-то меняется в недрах омского быдлограда и на поверхности оказывается всё больше интересных молодых людей, жадных до нового и действительно стОящего.
Восприятие старинной музыки всегда сопряжено с усилием. Она кажется непонятной, заунывной, тихой, требующей вникания, короче, не-комфортной. В обществе, которое нацелено на достижение максимального количества комфорта, это звучит как приговор.


Мне приходилось читать размышление о том, что страсть человека к ярким краскам и разнообразным звукам сродни наркомании.




Человек, рассуждавший на эту тему, провел несколько месяцев в бразильской сельве в крошечном поселке индейцев. Когда он добрался до аванпоста цивилизации, какой-то миссии, то самым большим потрясением для него оказался яркий плакат. Он буквально не мог отвести от него взгляд, впитывал в себя яркие насыщенные краски, многие из которых отсутствовали в лесу.
Человек может довольствоваться природными, большей частью тусклыми, красками природы, или естественными звуками: шумом листы, пением птиц, плеском волн. Этого вполне достаточно, чтобы загрузить сознание, обострить чувства и научиться мыслить ничуть не хуже чем после высшего образования в лучшем университете. Но так называемая цивилизованная жизнь заменяет природные цвета и звуки искусственными. В небольших количествах это, видимо, даже полезно, так как дает новые ощущения и пищу мышлению. Беда в том, что мозг после разрушения природного баланса восприятия требует еще и еще, наращивания интенсивности– яркость цветов становится кричащей, звуки – оглушительными. И так до того момента, пока всё не превращается в какофонию, мешанину импульсов, которые способны пробивать возрастающую нечувствительность ощущений. Человек в таком состоянии теряет восприятие природных цветов и звуков, он совершенно не замечает их интенсивности, он живет в искусственном мире и его ощущения настроены только на прием не-естественных импульсов.
Причем – без осознанного своего согласия на это. Горожанин с детства подсажен на иглу искусственных возбудителей чувств, у него смещена настройка восприятия – он склонен реагировать только на сверхсильное возбуждение.

Мне представляется, что народная, этническая или вот такая старинная музыка может вернуть человека к естественному уровню восприятия звуков – в тот самый диапазон, который на самом деле является комфортным и на восприятие которого нацелено сознание. При одном условии – что сам человек этого пожелает. Если нет, если наркотик искусственных возбудителей блокирует возвращение в естественную окружающую среду, то никакого интереса не возникнет. Интерес к музыке как к гармонии, пусть даже и непонятной сначала, должен превышать интерес к музыке как шуму-наркотику.
Старинная музыка как бы переключает восприятие в иной регистр, включает атавистические центры восприятия мелодии как стука ладони о натянутую кожу, звука дерева, исторгаемого живым дыханием, звона животных жил. Сознание долго сопротивляется вторжению инородных звуков, поскольку привыкло к совсем другому комплексу звуков или даже к электронной их обработке
В этом, пожалуй, секрет самого примитивного бренчания на гитаре – оно дает представление о «правильности» диапазона, в котором должна звучать музыка.
Упаси Боже меня обвинить в том, что я против музыки иного рода – симфонической или даже рока. Я за возвращение к началу к начал, регулярному или когда душе надо почувствовать себя свободной от сумасшествия нашего мира.

Мне как-то пришлось оказаться в обстановке, которая если не была средневековой (хотя стремилась к ней), то по уровню комфорта скорее соответствовала девятнадцатому веку. Даже такой незначительный хронологический разрыв - лет в сто-сто пятьдесят –современного человека заставляет перестраиваться и на многое смотреть иначе. Понимаешь, каким трудом дается каждая кроха комфорта и как на самом деле скудна может быть жизнь вне современной цивилизации.
Цивилизация приучила нас к двум иллюзорным аксиомам: то, что комфорт обеспечивается сам собой, и то, что всё можно купить. Потрясением оказывается осознание труда, физических усилий, которые требуются хотя бы для того, чтобы дойти до цели, и невероятного количества времени, затрачиваемого на обслуживание простейших надобностей – вроде стирки, обогрева, поиска пищи. В таких условиях начинаешь осознавать, какова настоящая цена каждого куска хлеба, глотка воды, чистой постели, даже слова.




Приходит понимание, что все вышеперечисленное не может быть «куплено», то есть абстрактно потреблено как товар. Человек в такой обстановке не в состоянии производить товар и услуги на «продажу», ему едва хватает для самого себя, и нет никакой суммы денег, которая бы оправдало смерть от голода или холода. (по научному изъятие товаров и услуг при их недостатке называется внеэкономическим принуждением – это грабеж, рабство или крепостничество, формы прямого насилия). Но в тех случаях, когда что-то отдается добровольно, при таком тотальном недостатке всего необходимого, то это воспринимается как дарение человека самого себя, своего труда, своей дружбы, своей веры, ради которой это производится. Можно сказать – жертвование себя. Затертое слово «ближний мой» приобретает буквальное значение, обрекается в плоть смысла: человек становится человеку братом.
Это совершенно удивительное и непередаваемое ощущения близости человечества, которое противостоят всем бедам и невзгодам, единения перед ясно различаемой смертью. Только так и можно выжить – вместе, сообща, соборно. Средневековые христианство и ислам невозможно почувствовать отдельно от обстановки, которой они противостояли. В наш век разобщенности такого уже не понять (отчего, пожалуй, и нет настоящей веры).

Я шел по тропам, которые были трудны и по-настоящему опасны – но тропы были заботливо вымощены камнями, на них стояли крохотные часовенки – убежища от непогоды, а на ручьях, пересекавших путь, виднелись запруды с ковшиками. Я видел скудость местных обитателей и тяжелый труд, наложенный на них – но для путников вроде меня в воротах стояли корзины с фигами, чтобы любой мог подкрепиться ими, а когда я по незнанию прошел мимо, то монах привратник вручил пару груш почти насильно. Комнаты, в которых я останавливался, были холодны, аскетичны – если не сказать точнее: бедны, электричество было редкостью – но я не видел человека, ночевавшего на улице, оставленного в одиночестве в темноте и холоде. Я в пути часами не видел людей, брел в полном одиночестве, гадая о верном направлении – но встреченный мною человек откликался на приветствие, объяснял дорогу, осведомлялся об имени, родине, улыбался и махал вслед. Я ничем не мог отблагодарить этих людям, хотя им это было не нужно, я был просто странником, и это ощущается мною как неоплатный огромный долг.
В старые добрые времена долги было принято платить…
Взаимная ответность даров дарует другое чувство – сопричастности. Оплата деньгами разрушает восприятие другого человека как личности, он превращается в автомат по выдаче услуг. Никому не интересно, сколько у него детей, болеют ли родители, что, наконец, он думает о затянувшихся дождях и видах на урожай. Такого человека словно нет, он превращается в абстрактную функцию. Когда переданная в дар вещь хранит тепло рук своего создателя и звук его благословения, то словно передается часть его самого. Он становится ближним, личностью, которая входит в наш круг и остается надолго со всеми своими мыслями и чувствами.

То, что делает твой даритель – воспринимается так, как будто ты принимаешь в этом живейшее участие.

Средневековье немыслимо без ритуальности, без оформления взаимоотношения между дающим и принимающим, старшим и младшим, Богом и человеком. Без ритуала, просто так, можно бросить монетку нищему или расплатиться в МакДональдсе, в лучшем случае сопроводив «спасибо!». Автомат автомату ничего говорить не обязан. Наше время не любит ритуалы, считая их устаревшими, хотя на самом деле, не-ритуальность всегда обращается в безразличие и бесчувствие, что естественно при товарно-денежных отношениях.
Взаимодействие между личностями требует учета положения людей, их позиций в действиях и включенности в общий ход событий. Ритуал – своего рода плата за вовлеченность в процесс дарения и ответного от-дарения: время и внимание служат эквивалентом денег, заменяют их.
Я снова обращусь к моему путешествию: к тому, как мгновенно освоил жестикуляцию, которая заменяла мне незнание языка, в виде поклонов разного уровня, приложения рук к сердцу, оттенкам рукопожатия, привычке подходить под благословение и принимать восприятие благодати от Церкви и святости конкретного монаха.

Музыка – часть такого ритуала. В концертном номере она выглядит как высушенный цветок в гербарии – вроде сохраняется форма, цвет, но стебель лишен соков и едва напоминает себя самого в пору цветения. И все же, даже в таком виде, она воскресает эпоху длительных поклонов и реверансов, которые превращались в медлительный и величавый танец.
Народная пляска – тоже ритуал, хотя и с позабытыми причинами, согласно которым безудержное разгульное веселье – тоже церемония, только «наоборот», ритуал отрицание ритуальности.
И, наконец, высший ритуал, верхняя ступень иерархии церемоний – общение кс Богом, сюзереном Вселенной и Отцом каждого человека, с бесконечно великим и с бесконечно близким.
Если Средневековье справедливо назвать временем ритуалов, то столь же справедливо назвать его временем музыки, пусть даже чуждой для нас.

На концерте Flos Florum я ощутил то, что я считаю одним из самых ценных опытов своего путешествия: дар человека, самого себя, другому человеку, и возникающую при этом связь-сопричастность, а также представление ритуальности в лучшем смысле этого слова.
Игра на старинных инструментах физически тяжела, ощущается как работа в полном смысле этого слова – это дар музыкантов зрителям. Дар не может осуществиться без ответного дара, без внимания, сопричастности и соучастия, сопереживания и вовлеченности в действо. Старинная музыка воскрешает времена совсем иных отношений, которых нам так не хватает…

Гоголь Борделло

Интересное сочетание: traditional Swedish song "Gröne Lunden" исполненная при помощи two beautiful Celtic Harps :)
[внешняя ссылка]

Dhafer Youssef

[внешняя ссылка] офиц. страница

Dhafer Youssef - Miel et Cendres
[внешняя ссылка]

Dhafer Youssef Woodtalk
[внешняя ссылка]

A different kind of Love - Dhafer Youssef
[внешняя ссылка]

Hedningarna - Pornopolka
[внешняя ссылка]

Hedningarna - Dolkaren
[внешняя ссылка]

Брунгильда, рекомендую обратить внимание на саундтрек фильма "Cirque du Soleil: Сказочный мир в 3D", когда он выйдет. Там много разнообразной этномузыки.

Енисей писал : Брунгильда, рекомендую обратить внимание на саундтрек фильма "Cirque du Soleil: Сказочный мир в 3D", когда он выйдет. Там много разнообразной этномузыки.

это все есть, только в раз 100 наверное больше чем в фильме)) [внешняя ссылка]
+новые альбомы.
[внешняя ссылка]
[внешняя ссылка]
[внешняя ссылка]

О, спасибо, Клюква!
Ты - мегазнаток

Енисей писал : О, спасибо, Клюква!
Ты - мегазнаток

старые были, а вот новые 3 альбома только что сам обнаружил)) был приятно удивлен)

спасиб, как- нибудь.. времени совсем нет

[внешняя ссылка]

Dead Can Dance - Cantara (Live)
[внешняя ссылка]

Dead Can Dance - Toward the Within - "Rakim"
[внешняя ссылка]

Palya Bea

Úton - Palya Bea (bulgária)
[внешняя ссылка]

Palya Bea - My love is your love
[внешняя ссылка]